«Крестьянская свадьба» Брейгеля — лицемерная картина, всё в ней вымысел и ложь.

Питер-старший подражает сам себе. Ему дали прозвище «крестьянский художник», сказали, что это ново и модно — натуралистические картины о крестьянах, и он сделал то, чего от него хотели.

При этом подстраховался — ведь можно было прочитать в полотне и религиозный сюжет, к примеру, библейский свадебный пир, на котором Христос превращает воду в вино — очень подходит по смыслу.

Картину купили только через 25 лет после написания, в 1590-м, и скоро она обрела свой дом в сокровищнице Габсбургов, как известно, знающих цену лицемерию, возведенному в ранг искусства и доведенному до совершенства. В музее Вены она почти не выставляется. И только в учебниках по искусствоведению можно прочитать, как много работал художник над «Крестьянской свадьбой»: сверял линии симметрии, уравновешивал композиционно фигуры за счет размеров и цветов. В своём роде это математически точное изобретение, это формула без вдохновения, душевного полета и божьей искры. Это плод усердия и мастерства. Но разве хватит его для настоящего бессмертия?

Невеста у Брейгеля загадочна и прекрасна — на её лице смешанные эмоции, её волосы шикарны, а платье — как у дворянки.

Сама картина несёт позитив и настрой на добро, достаток. Может, поэтому она у меня на рабочем столе? Нелинейное программирование и визуализация хорошего? А может хочется разгадать — что же в ней такое цепляет, заставляет думать о Фландрии, затягивает в этот простой и заурядный сюжет и мир…

Вавилонская башня Брейгеля – нечто невероятное в масштабности фантазии, в великости мысли и мощи.
Вроде бы двухмерная картинка, но чем дольше ты на неё смотришь, тем больше видишь измерений, слоёв, деталей, сюжетов.
В мультимедийном музее ты по ней несёшься, словно на лифте, через мириады этажей, заглядываешь в конатушки и под перекрытия. Начинает кружиться голова, от этого нескончаемого туннеля, движения вверх, а она всё не кончается.
Впечатление такое сильное, что кажется, будто ты чувствуешь ветер в волосах, и дух захватывает от скорости и высоты.
Такое непредвзятое ощущение гордости, надменности, величия Человечества, сотворившего этот шедевр.
«Если с Вавилонской башни падал камень, то люди жалели о нём, потому что его нужно было вновь нести наверх. Если падал раб-строитель – никто о нём не жалел.»
Такой крах надежд, растоптанные честолюбивые мечты, желания.
Вавилонская башня Брейгеля – нечто совершенно северное, ренесанссное. Это даже не Бельгия, а прото-Бельгия: парусные корабли, модные бюргеры, крестьяне, и книги, и города. Такая западная-западная изобразительная традиция! В стильном сочетании цветов, в кропотливом изображении деталей, в силе мыслей, уносящихся в голубую даль горизонта такая воля, такая реальность.

У творческих людей такое бывает, да и у нетворческих — наверное, тоже. Меня затянула в свой мир эта картина, просто поработила. Она поселилась на рабочем столе моего компьютера, и теперь каждый раз, когда глаза устают от букв и запросов, я замечаю всё новые и новые детали, рассматриваю ад Брейгеля.

«Безумная Гретта» в школе преподносилась как породия, аллегория на жадность, как нечто мерзкое и порочное.

Новое прочтение картины от авторов мультимедийной выставки «Перевернутый мир Брейгеля» говорит в первую очередь о фламандской крестьянской войне 16 века, разорившей города, унесшей жизни мужа героини, её дети умерли от голода, её мир разрушен. Последняя капля — украденная мародерами чугунная сковородка. И всё! Человек слетает с катушек, переносится в ирреальный мир.

«На чугунных сковородках в аду черти жарят грешников. Это они, наверное, забрали мою любимую вещь-последнее, что у меня осталось от счастья. Значит я спущусь в ад, я не остановлюсь ни перед чем!»

Цель ясна. Теперь важны методы. И она снимает с мёртвого солдата кирасу, каску и меч — они пригодятся в борьбе с адовым войском. И идёт на штурм Преисподней!

В школе говорили, что доспехи Гретты — символ её сумасшествия, женщины не носили доспехи. Что весь окружающий её мир монстров и блюющих женщин — это сон, искажение реальности, столь модное в 16 веке подражание аду Босха, но Босх был и правда психом, а Брейгель только подражал, поэтому его ад не настощий. Что Гретта — старуха. Что это символизм, стиль такой, веяние.
В жопу теорию. На самом деле нет ничего логичнее красно-желто-серого фона. Нет ничего реальнее этих выступающих из картины фигур. Столько деталей, точности.
Безумная отвага, несгибаемость воли, несомненность цели.
По силе эмоционального воздействия многократно увеличенная фигура безумной Гретты чем-то сродни Статуе Свободы.
Тот случай, когда в картине скрыта настолько крепкая душевная платформа, что у тебя под ногами начинает качаться собственная, в сравнении — невзрачная и слабая.
И будешь ли ты готов к поединку с истинным искусством, или сдашься сразу — зависит только от тебя. Но если не уверен, лучше не ходи на выставку Брейгеля, или хотя бы подготовься морально к ней: нужны доспехи из дружеского внимания, броня тёплого, уютного мира внутри.

Но давайте всё же проследим судьбу следующего (второго) поколения Кирксенов, новоиспеченных имперских графов, приравненных к властителям Европы и отныне достойных равных браков с лучшими невестами и женихами Империи. Рассмотрим, потому что это нетривиальная и поучительная история, хорошо иллюстрирующая трудности «переходного периода» — когда ты уже могуществен, но ещё не велик.
Итак, вскоре после обретения титула Ульрих Кирсен погиб. После него оставались несовершенные наследники, страна, уставшая от бесконечного насилия и только было вдохнувшая полной грудью воздух согласия между кланами, и вдова, которая по-прежнему была единственной дочерью легендарного вождя Фокко Укена. Собственно ей, Теде фон Кирксен предстояло взять на себя груз исторической ответственности за будущее новоиспеченного Восточно-Фризского дома. Договориться было трудно, ведь любое усиление 1 из 7 фризских кланов тут же взорвало бы перемирие изнутри. Ситуация складывалась интересная: с одной стороны те, кто был с Фокко, были реабилитированы, ведь правила его дочь, вернули все свои права. А победители-соратники Ульриха Кирксена тоже формально правили, потому что наследником был сын их вождя.

С женщиной легче сладить, её проще контролировать, она меньше вмешиваниется и вникает во внутренние дела общин. Ну вобщем так и оставили Теду регентшей. Её старшие сыновья Энно и Эдцард один за другим отправились в долгое путешествие в Святую землю. Оба кстати стали рыцарями ордена гроба Господня, что само по себе ещё больше подняло в Европе 15 века престиж молодого Восточно-фризского дома.
И всё бы хорошо, если бы не младшая дочь Альмут. 15 лет. Горячая, свободолюбивая кровь, и первое взрослое решение, но… это же когда ты просто дочка рыцаря, то можно иметь куртуазные отношения с феодалом из соседней деревни, а если носшь титул графини, то нужно соблюдать условности, ну или как минимум не убегать к любовнику с фамильными драгоценностями, которые в честном мародерстве привезли из крестовых походов предки…

OLYMPUS DIGITAL CAMERA

Вобщем, история была не приятная. Альмут потребовала от матери признать её женой Энгельманна Хорстелла. Теда не могла на этой пойти, потому что только недавно стала мега-графиней и морганистический брак младшей дочери ну никак не могла себе позволить вот так сразу же, пока ещё в генетическом древе не было корней всех правящих династий Европы, как сейчас.
Несчастной матери оставалось только одно — заявить, что Альмут похищена и осадить Фридебург, где она укрывалась. Конечно, не самой осадить, а попросить об этом своего прекрасного, любимого, старшего сына и наследника Энно Кирксена.

Стоял февраль. Был тонким лёд на рву. А кони, облаченные в панцири и гербовые котдармы, так дружно били стальными подковами, когда несли к стенам замка вооруженных до зубов всадников в тяжелых доспехах. Треск. Провал под лёд. Мгновение. И старший, прекрасный, любимый сын Теды мёртв. Не в бою, ни за что — ради чести рода, которую растоптала глупая, упрямая девчонка, ради любви, не требовавшей и не принявшей этой жертвы.

Кто сегодня знает хотя бы одного из Хорстеллов? А наследники Кирсенов со времен Екатерины II правили половиной мира вплоть до самой Октябрьской революции.
Теда была безутешна. В память об Энно она установила геральдическую доску с гарпией в Великой церкви Эмдена. У Энно не было ни жены, ни детей, всё как-то некогда ему этим было заниматься, ведь ему шел всего 31-й год…
Во время этого несачстного случая Эдцард, второй сын Ульриха Кирксена был в паломничестве.

Вернувшись и приняв управление графством, он сделал правильные, трудные выводы из ситуации. Альмут не отвергли, не лишили титула Восточно-Фризской графини. История умалчивает, восстановила ли она отношения со своей семьей, мучили ли её, или Теду угрызения совести, и стал ли счастливым её брак, заключенный вопреки воли семьи. Вечность запомнила только цветную геральдическую доску на могиле второго Восточно-Фризского графа — последний подарок любящей матери своему дорогому сыну. Ветра лет срывали с неё краски, со временем в народе позабыли историю с некрасивым бегством Альмут, и лишь отголосками народной памяти в толмутах герольдов остался неясный намек-трактовка геральдической гарпии как скрытого порока и страстей, и никакими подвигами и святыми делами потомки не смогли смыть этой ошибки.

Библейский мальчик 7 лет от роду, изгнавший бесов из внука римского императора  и принявший мученическую смерть в котле с кипящим маслом после того, как львы отказались его есть-вот, кем был Витт (в православной традиции Виталий) в Евангелие.

Почему вдруг пошло поверие, что можно избавиться от чумы, если станцевать перед собором святого Витта? -не ясно.

Но в разгар эпидемии умирающие хватались за соломинку, и если она не помогала, вывод мог быть только один-плясун плохо старался. Поэтому ускоряли темп, впадая в эйфорическое драмнбассное состояние, забывали усталость, боль, жизнь… Падали замертво, но пляска не прекоащалась, перекидывалась на соседние кварталы, которые также через какое-то время усеивались свеже преставленными…

Летописи сохранили в буйных красках страшные пляски смерти. А в последствие ими стали называть симптомы нервной болезни, когда дергаются конечности.

Так что, разместив гробницы своих святых Вацлава и Людмилы в соборе Святого Витта, потомки точно не прогадали, обеспечили им как минимум дважды в год (в дни почитания святого, 15 июня и 7 сентября) веселье. И так было до самого просвещения: и церковь, и танцпол, и лекарство, и центр духовной, политической жизни страны.

SONY DSC

Представьте, полное ощущение беззащитности, бессилия перед судьбой.
Проказа в средние века была приговором, порой с отсрочкой до 40 лет к исполнению, но неотвратимым и безжалостным – гниющее заживо тело, отваливающеся пальцы и изуродованное лепрой лицо и тело. Спасения нет.

Проказа автоматически лишала тебя всего: вначале близких – ты откажешься от них, чтобы спасти, если, конечно, они раньше не сдадут тебя в лепрозорий. Потом – имущества: сам отдашь всё, чем владеешь, ради неверной надежды на колдовство, или спасение от трав. В конце боль, невыносимые страдания и чувство несправедливости лишат всяческого человеческого облика, чести, принципов, убеждений, радости и надежды.

Проказа не делал различий между богатыми и бедными, королями и нищими. И хотя современные исследования фиксируют, что мужчины подвержены воздействию этой болезнетворной бактерии, вызывающей проказу, больше женщин, а дети сильнее взрослых, тогда, в 1300-х это было не важно.
Чума хотя бы забирала тебя быстро, а проказа растягивала «удовольствие», устраивая ад на земле.
И всё это время течения «ленивой смерти» ты живёшь как бы за гранью: вроде и здесь, но уже как бы и не в мире живых. Крест поставлен на всех мечтах, надеждах, будущем. С этим трудно смириться, но выхода нет, особенно, если организм сильный и борется. Церковь призывает молить о прощении грехов, каяться, принимать проказу как кару жестокого еврейского бога. И это выход, против которого восстаёт всё твоё непокорное нутро, ну потому что, кажется, что теряешь последнее – гордость.

В 1098-м году на базе лепрозория в Палестине был основан орден Святого Лазаря, который принимал в свои ряды рыцарей, заболевших лепрой. Согласно Библии, святой Лазарь – друг Христа, получивший второй шанс и проживший ещё 30 лет после того, как сын Бога его воскресил.

И действительно приговоренные получали хоть какой-то смысл, ниточку, за которую можно было уцепиться, чтобы не опуститься – надевали белые плащи с зеленым крестом, чтобы уйти достойно.
17/10/1244 – Форбия, 3-й крестовый поход. Все до одного рыцари ордена святого Лазаря сложили свои головы в сражении против мамлюков и хорезмийских наёмников.

После чего спустя несколько лет орден возродился уже на юге Франции, существует и поныне в 24 странах как символ победы гуманизма над страхом, а совести над смертью.

Татуировки не были широко распространены в средние века, ведь сказано в Писании…что-то там про запрет шрамирования, если в двух словах — иудеи имели привычку украшать свои тела цитатами из Торы, нанесенными путем порезов. Татуировка — в принципе та же хурма. Ну и раз в самой Библии прямым текстом декларируется «запрет на татуировки«, значит любые рисунки на теле — от лукавого, в лучшем случае — признак язычника, в худшем — повод прикопаться к тебе со стороны святой инквизиции. Так что желающих было немного… Но всё-таки встречаются некоторые исключения, ещё более подтверждающие правила.

Пример — некоторые немецкие гильдии клеймили своим гербом/ знаком цеха своих членов. Эдакий простой маленький рисуночек, который всё-таки никак не может оправдать модные сегодня красивые картины на теле.

Также выжечь могли некую фигуру в качестве наказания за преступления. как тут не вспомнить миледи?) Но это тоже было как-то не по-христиански и типично для одной только сатанинской Германии (не зря её императоров беспрестанно отлучали от церкви), а в правоверном, католическом мире гораздо гуманнее было просто казнить виноватого, чем отразить его позор путем нанесения татуировки.

Таак, остались ещё еретики и всякие секты, в знак протеста и зачастую тайно наносившие на себя «божественные знаки», но это уж как-нибудь в другой раз мы поговорим про помешанных.

И последнее — паломники, вернувшиеся из Иерусалима. Одно время в качестве доказательство, что ты посетил святую землю крестоносцы наносили кресты прямо на лицо. Лишь парочка коптских священников владела техникой нанесения рисунка. Так доказательство было, можно сказать, весомое и железобетонное. Но церковь всё равно эту тему прекратила под благовидным предлогом «уродовать божье творение — грех».

Резюмируя, татуировка — не очень, точнее очень неисторичная штука, так что если уж делать — так, чтоб не видно было под костюмом.)
Факультативно: неплохая статья про раннесредневековое татуирование 8-12 в.в.

— Здесь нет чумы! Подите прочь!
Кричат, едва завидев лишь меня,
— Спасите, доктор! Гибнет дочь!
— Никто сюда не звал тебя!

А мне не нужно приглашенье,
Меня зовет лишь только Смерть,
Но вот… От мною принятых решений
Опять дома должны гореть.

— Мой муж весь в пятнах, умирает!
Memento mori, господа…
— Болезнь семью всю забирает…
И ты теперь совсем одна?

И у меня выпрашивают чудо,
Как-будто бы явился к ним Господь!
И где его мне взять, откуда?
Ведь чудом лишь чуму не побороть.

Одни бросались под ноги, все плача,
Их я тростью старался отогнать,
Другие, натуры крысии не пряча
С собой меня пытались все забрать.

Я проклят был и был возвышен,
Меня боялись и просили излечить,
Душа больна, я вечно безутешен,
И вынужден с косой, а не со
скальпелем ходить.

Осталось жалости давно не очень много,
И там, где быть должна мистичная душа
Давно заросшая дорога
Из камня, крови и плюща.

— Тут нет чумы! Подите прочь!
Гласят от страха все кругом,
И я, вскрывая белой маской ночь,
Иду с косой… Из дома в дом.

Автор: Danila Lapin

«Не заботься о завтрашнем дне: завтрашний день сам будет заботиться о себе; довольно для каждого дня своей заботы.»

По преданию, именно эти слова Иисуса, услышанные Святым Антонием на заре его юности, заставили его продать богатое имение родителей, раздать деньги бедным, передать заботы о родной сестре нескольким известным «девственицам» и уйти в пустыню на многие десятилетия жить в уединении и смирении, где тысячу тысяч раз разрывали его на части демоны, соблазняя всяческими посулами, но Антоний устоял.

И в память о его подвиге, мирская жизнь откликнулась славой старца в веках.

А именно, в 11 веке был основан орден Св.Антония, монахи которого были главными специалистами средневековья по лечению «антониевого огня» — это, когда тело гниёт заживо, начиная со стоп ног и кистей рук, отравленное спорыньей — грибком, поразившим нечистую рожь. Это действительно страшное мучение, будто горишь в огне, терзаемый демонами. Тем не менее проблема хорошего хлеба в то время стояла очень остро, не только бедняки, но и богатые люди могли стать жертвами спорыньи. И от этой напасти по-другому не избавиться, кроме как вытерпеть по примеру Св.Антония все муки.

В древнем городке Инзенгейме, что на юге Эльзаса по пути из Майна в Базель, если идти по древней римской дороге, антониты выстроили монастырь и больницу. Основой их курса лечения был издревле медиативный алтарь, в 15 веке занова расписанный и входящий в топ самых значительных произведений искусства северо-германской готики в общем, и мастера Матиаса Грюневальда в частности.

Больного помещали в центр алтаря, где со всех сторон на него взирали строгие, невероятно реально нарисованные лица ангелов, Девы Марии, св.Антония. Воздействие образов, слегка колышащихся в свете свечей, на психику было столь велико, что в какой-то момент человек начинал себя отожествлять с великими — это давало ему силу вытерпеть муки. Ну и опять же надеялись, что Св.Антоний (а вдруг?) совершит чудо.

В наши дни, когда проблема эрготизма (отравления спорыньей) давно разложена по полочкам и решена и выскакиет иногда только как сопутствующее заболевание у лсд-шников, про муки святого Антония уже никто не помнит. Наоборот, он стал покровителем людей, полагающихся на судьбу, авось и божественное провидение. Видимо, свою роль сыграли слова Иисуса, сказанные мученику когда-то в 270-м году и вынесенные нами в эпиграф статьи.
У антонитов 21 века даже гимн свой есть, который очень!!! звучит под гитару!

Благодарственное слово святому Антонию.// исполнитель: Тикки Шёльен

Блаженны те, которые знают,
Куда положили ключи от дома,
Кто сроду никогда ничего не теряет,
Такие бывают — мы даже знакомы.
У них с собой аптечка и огнетушитель,
Они в воде не горят и в огне не тонут,
А если ты не такой — ой, совсем не такой! —
То кто тебе поможет? Святой Антоний!

Я к тебе прибегаю,
Покровитель всяческих раздолбаев,
Святой Антоний, ora pro nobis, св. Антоний, молись о нас.

Антоний Падуанский — персональный святой
для тех, кому органайзер не органичен.
А так как раздолбаев — каждый второй,
То фронт его работы неограничен.
Святой Антоний вряд ли этому рад,
Но изрядно исправляет мироздание, то есть
Должен же в мире хоть кто-нибудь знать,
Где находятся твои ум, честь и совесть.

Я к тебе прибегаю,
Покровитель всяческих раздолбаев,
Святой Антоний, ora pro nobis, св. Антоний, молись о нас.

Он не отмахнется и не пошлет,
Какой бы ты ни был веры и нации.
Он отыщет твой билет на самолет
За полчаса до конца регистрации,
Он знает, где тапки на левую ногу
И где перчатки на правую руку.
Он — скорая помощь Господа Бога,
Мы не пропадем — в этом нам порукой
Святой Антоний. Я к тебе прибегаю,
Покровитель всяческих раздолбаев.
Оra pro nobis, святой Антоний, молись о нас, Антоний Падуанский.

А ещё St Anton — это такой сидр вкусный.)

Маргарет-штрассе – и по сей день одна из самых старых улиц Дюссельдорфа, ведущая в горы, носит имя этой средневековой тётушки. Ей посвящена удивительная по красоте статуя – шедевр нижнерейнской скульптуры: каждый дюйм этого изображения будто светится необыкновенной внутренней красотой и благочестием.

Маргарита фон Равенсберг (графиня Берга и герцогиня Юлиха) – это ожившая Мадонна и замершая в камне верная прислужница и дочь Девы Марии.

Её чело с правильными чертами кроткое и строгое одновременно. Её одежды вовсе не выдают богатейшую наследницу и блистательную графиню, каковой являлась она в действительности, они скрывают хрупкую фигуру и красоту женщины, приближая её к безгрешным идеалам абсолютной красоты.

За что же заслужила Маргарита фон Равенсберг такие почести в веках? Ведь это не она, а её мужественные деды и прадеды воевали в крестовых походах и плели изящные интриги, разжигая огонь Столетней войны, её братья и дядья были канониками, отдавая все силы души праведному делу Святой Церкви, но ни один из них не был удостоен такой долгой славы и памяти потомков.

Маргарита прожила свой век бесцветной жизнью, ничем не примечательной и не запомнившейся, однако, всё равно, помимо своей воли, стала образцом женской благодетели и идеалом средневековой спутницы жизни.

А надо было всего лишь правильно выйти замуж, чтобы герцог Юлиха, её супруг, без войн и кровопролития стал обладателем вначале в 1346-м году графства Равенсберг, а потом в 1348-м и всего Берга тоже. Ведь обескровленная по мужской линии династия Маргариты так и не оправилась после всех феодальных распрей, в которых на протяжении нескольких веков верные Берги всегда стояли на стороне императора, отдавая свои жизни и жизни своих солдат во имя великий идей и вассальных клятв.

А в результате 3 соседние земли объединились – столь редкое явление в эпоху расцвета феодальной раздробленности. Обстоятельства и грамотные быстрые решения правителей Дюссельдорфа 2-й половины 14 века способствовали тому, что город обрёл независимость, стал процветать. И всё это благоденствие началось с одной только удачной свадьбы.

Хотя казалось бы за контроль над торговлей Ганзы с Кёльном (путь пролегал через Берг) должна была разыграться жестокая война…

Не зря на скульптурном изображении в Альтенберге Маргарита и её муж высечены одинаковыми по росту, почти 4-х-метровыми фигурами – они были примерно равны по богатству, титулам и положению в обществе, если не сказать, что графиня была равнее.)))

Интересно, что единственный сын Маргариты и Герхарда так и не унаследовал титул отца, вместо этого он стал графом Равенсберга и первым герцогом Берга (до 1380-го года Берг был графством). Словно судьба вдруг смилостивилась над старинным родом и отдала ему наследника, причитавшегося по закону — отцовской линии Юлихскому дому. Так вышло потому, что на момент смерти Герхарда фон Юлиха его сын Вильгельм был ещё несовершеннолетним, и на долгие 50 лет титул и герцогство Юлих отошли к младшей ветви рода – брату отца, у которого, впрочем, тоже через 2 колена закончились сыновья, и в конечном итоге историческая справедливость и централизация власти на Нижнем Рейне всё-таки произошли, пусть не в 1348-м, так в 1423-м.

Ну а Маргариту фон Равенсберг (графиню Берга и Юлиха) иногда называют святой, или «тётушкой Дюссельдорф», иногда шьют по её надгробию объемные и многослойные исторические костюмы и очень часто приводят в пример как женщину, принесшую мир и благоденствие в неспокойные нижнерейнские земли. Может быть, это пропаганда, может, правда. В любом случае это тот самый пример, когда личность не играет роли в истории, но история играет личностью как шахматной фигурой, используя её жизненный путь в своих интересах.