История учит нас покруче любого психолога тому, что любовь зла, пути Господни неисповедимы, а самые волшебные сказки…лучше бы они и не сбывались вовсе.
В некотором царстве-в некотором государстве жила-была принцесса Маргарита фон Гогенштауфен, да не простая, а самая красивая, знатная и завидная невеста Империи. Её руки добивались все влиятельные феодалы 13-го века, но отец выбрал ландграфа Тюрингии Альбрехта. Жених был вдвое старше и опытнее юной девушки, высок, статен, невероятно обаятелен – он очень быстро покорил сердце Маргариты, и жили они … впрочем, конец у этой сказочки совсем не сказочный.
В этой сложной игре под названием «жизнь» для счастья оказалось недостаточным иметь просто хороший стартовый расклад. И хотя с точки зрения средневековой жены всё у Маргариты складывалось отлично – пятеро здоровых детей, дом – полная чаша, живи, да радуйся! Её женская судьба оказалась банальной и неудачливой – муж завёл любовницу, и не потому, что она что-то сделала не правильно, просто так было предначертано судьбой.
Кундигунда фон Айзенберг была полной противоположностью сиятельной дочери Императора. Маленькая, со спутанными каштановыми волосами, связанными в тугой пучок на затылке, с тёмными глазами и смуглым лицом – невзрачная и неизящная, она была немыслимо далека от идеалов красоты куртуазной эпохи. У неё не было богатства, не было крутых родственников, да и титул «фон Айзенберг» — мягко говоря, звучал очень сомнительно, ведь ни до, ни после Кунигунды его никто не носил, а сам Айзенберг в 14-м веке был крошечной деревушкой на территории Тюрингии – владений её любовника. Кстати даже её древнее, варварское и уж точно не модное в кругах аристократов имя косвенно говорит о неблагородном происхождении этой своеобразной коварной соблазнительницы.
Она была как минимум на 10 лет старше законной жены Альбрехта. Есть мнение даже, что они когда-то росли и воспитывались вместе с князем: он – один из самых перспективных и блистательных наследников Германии, которому даже сам Император дал в руки все карты для возвышения рода на небывалые высоты, и она – самая обыкновенная девчушка, без гордости, понтов, надежд на светлое будущее. Говорят, что детские привязанности – самые сильные. Наверное, по всякому бывает, но всё равно до того несуразным, невероятным казался этот союз – в общем, это история про средневековую Катю Пушкареву.
При всех недостатках, разумеется, у Кунигунды были и свои женские достоинства: в первую очередь, ум – не такой возвышенный и утонченный, захламленный разной куртуазной чепухой, как у Маргариты Гогенштауфен, но живой, вернее, житейский. Во-вторых, она была очень покладистой, чего уж точно нельзя было сказать о капризной дочке императора. Тихая, словно серая мышка, сговорчивая и мягкая, и будто бы не имеющая собственного мнения, она казалась лишь бледной тенью властительного Альбрехта. Она обволакивала, и успокаивала, и умела совладать с приступами его гнева, она лечила душу возлюбленного и помогала ему двигаться вперед, незаметно так и ненавящево направляла, как это частенько бывает с истинными дочерьми Германии.
Свою роль сыграл, безусловно, и тот факт, что к моменту новой судьбоносной встречи с Кунигундой на одном из сельких праздников в Айзенберге, Альбрехту было 40, но он по-прежнему оставался всего лишь перспективным наследником жадного отца и мужем перспективной жены. Была в его жизни некая неудовлетворенность амбиций и желание, наконец, начать принимать самостоятельные решения, которые бы не диктовались нуждами «большой» политической, феодальной игры. Осточертело ждать будущего, смотреть, как дни утекают сквозь пальцы, хотелось жить здесь и сейчас. И в этом контексте его увлечение неподходящей по статусу женщиной выглядит более логичным и обоснованным. Оно было вызовом, знаком протеста. И, конечно, самым разумным со стороны отца Альбрехта разрешить сыну поиграть во взрослого, отпустить ситуацию, но он этого не сделал. Вместо этого в адрес непокорного сына посыпался град упреков, приказов и повелений, подкрепленных угрозами военного вмешательства в общем-то в личную жизнь взрослого человека. Альбрехт отреагировал мгновенно, вспылив и напав первым на деревни и ополчение отца. Началась позорная война между родственниками, от которой больше всех, конечно, страдали бедные крестьяне, подвергаемые грабежам и поборам с обеих сторон.
Генрих не преминул пожаловаться тестю – и теперь уже сам император вступился за честь обманутой дочери…вернее, хотел вмешаться, но отвлекся на внутренние разборки в своём бурлящем домашнем феоде, лишних военных ресурсов у него на этот счёт не было, да и кому бы он доверил войско, тут ведь все видные деятели были его потенциальными конкурентами, не говоря уже о том, что, ввяжись Генрих в очередную междуусобную заварушку – и будут одни растраты и никакой прибыли!
Однако, общество – этот извечный манипулятор, влезающий не в своё дело, осуждало Альбрехта. И скоро за ним закрепилось прозвище, под которым он остался в веках – Негодный.
Как это обычно бывает, преграды, чинимые родственниками и всем белым светом, только сильнее сблизили Кундигунду и Альбрехта, теперь они были не просто любовниками, а командой, воевавшей против всех. Ситуацию усугубило рождение сына Апица. Теперь «серой мышке» было за кого бояться и сражаться. Ну а перед влиятельными феодалами нависла угроза передачи власти не законным, правильным по сути и по крови наследникам, а бастарду, нажитому от простой девки. Тем более, что Альбрехт уже во всеуслышание это заявлял!
События развивались с такой быстротой, что уже очень скоро весь гнев Альбрехта за не слишком удачную войну против отца и брата обрушился на бедную Маргариту, и в нём он был беспощаден – бил так, как не бьют ни одну портовую проститутку. В слезах и истерике Маргарита пыталась спрятаться от разбушевавшегося деспота за своих сыновей, но всё было тщетно. Тогда, обезумев от ужаса, она укусила за шею своего старшего сына Фридриха, что было мочи – кровь захлестала из его шеи, и только это ужасное проявление сумасшествия смогло остановить Альбрехта, который бы точно забил бы её до смерти. Рану молодому Фридриху перевязали, и она потихоньку стала заживать, но шрамы остались навсегда, и в историю старший сын Маргариты и Альбрехта вошёл как Фридрих Укушенный.
Когда семейная распря закончилась, постаревшая на миллион лет за одну ночь принцесса глубоко призадумалась – фактически оставаясь с мужем, она делалась его заложницей, и не факт, что подобный кошмар не повторится. Нужно было бежать, причем, быстро. И ей это удалось. В замке Вартбург она нашла своё временное пристанище, и уже из-за крепких стен каменной цитадели теперь вела интриги, впрочем, недолго, в 1270-м году, так и не оправившись от эмоционального потрясения и предательства самого близкого человека, Маргарита умерла, освободив дорогу Кунигунде, которая в тот же год сочеталась браком с ландграфом Тюрингии.
Ну а Кундигунда и Альбрехт зажили в её бывшем замке. Кончилась эра подполья! Начиналась эйфория от обретенной свободы! Граф наряжал свою бывшую любовницу в самые красивые шелка, осыпал подарками тем больше, чем сильнее она от них отказывалась, хвастался перед соседями и приглашал с собой на охоту, пиры, даже в походы брал. В какой-то степени Кундигунда была олицетворением его мужской гордости и независимости. А когда родилась дочка Елизавета, названная так в честь святой покровительницы Тюрингии, так похожая на своего офигительно-красивого отца, Альбрехт ну просто с ума сошёл.
Дело в том, что все его дети от первого брака унаследовали внешность Гогенштауфенов, словно назло стараясь напомнить бедному Альбрехту, что в первую очередь они – сыновья Империи, а он для них – только придаток, атрибут, ну или я не знаю, какое ещё обидное слово подобрать.
После рождения дочери, наконец, как 2 капли воды похожей на самого графа Тюрингии, он окончательно принял решение передать все свои владения сыну Кунигунды. Конечно, именно её все обвинили в этом решении – мол, пилила, влияла, хитрила, но ведь решение принял Он, и следовательно, вся ответственность за него лежит на Альбрехте.
Одного не учёл князь – сыновья его первой, несправедливо обиженной жены ведь к этому времени уже подросли, и оперились, и жаждали отмщения за жестокое обращение отца с материю, да и законного своего наследства лишаться не хотелось. Вот им-то, собственным внукам-то, император и доверил вести в бой войска.
Снова началась кровавая распря. В этот раз Альбрехту совсем не везло – молодой Фридрих Укушенный разбил его наголову, навязал мир на позорных условиях, да и отпустил, как побитую собаку – ну не убивать же своего отца?
Вернувшись из плена, Альбрехт кинулся побыстрому продавать свои земли – лишь бы они не достались ненавистному сыну. Из-за этого опять началась война. И, конечно, скептики скажут, что это время было такое — везде царил хаос и междуусобица. А романтики лишь глубоко вздохнут, ведь не каждый мужчина сможет воевать против отца, брата, сына и тестя, ради того, чтобы быть с любимой женщиной. И не каждая женщина заслуживает этого.
Кунигунда умерла в возрасте 41 года, её сыну так ничего и не досталось. Альбрехт пытался её забыть, женившись на молодой, но ничего не вышло. Ну а следующим главой Мейсенского дома стал Фридрих Укушенный, как того и требовала справедливость и традиция.