Из-за того, что в этом году было на фестивале «Битва наций» было представлено больше стран, чем год назад, соответственно больше команд и боёв в турнирной сетке, плюс затянутые сложные совещания судейской бригады по итогам каждой сходки – на выходе получаем внезачётные бугурты в ночное время.

    Добавьте ко всему менее тёплые вечера, чем год назад – и получите то зябкое, оцепенелое состояние, в котором находился полевой корреспондент у края ристалища.

     Представьте: неистовствуют трибуны, рыцари, закованные в стальные латы, бьют мечами о край щита и кричат что-то воинственное.

     Раздаётся команда «Бой!» — и всё вокруг превращается в однородную железную машину, у которой сцепились рычаги и зубцы, сжигаемые жаждой уничтожить друг друга.

     Вся эта разъяренная громадина несется на тебя. Сейчас решится кто кого: древко, или фальшион, баклер, или шапелька?

    Вопит толпа, звенят мечи, падают с матюками люди – свои — чужие не ясно в темноте.

    На гребне стальной волны выплывают единицы, но вот она отхлынула – вновь слышна ругань боевых капитанов, расставляющих в надлежащем порядке бойцов.

     Ещё секунда – и волна вновь бросится, оскалившись стальными алебардами, мечами и топорами, её шерсть будет блестеть в электрическом свете фонарей ярче бриллиантов, её рык поломает ристалище на склоне, её слюни упадут каплями крови с рассеченных бровей и носов.

    В ночных бугуртах не было одинаковых котт, потому что не было сборников, удостоенных чести их носить. А георгиевские ленточки, повязанные на 1 плечо, никак не гарантировали, что тебе не отобьют второе, или не украсят бедро фиолетовым знаменем синяков, или не саданут случайно, не удержав удар, в открытое лицо без забрала.

    «Мелочи, издержки профессии», — отмахиваются впавшие в азарт воины – бояться и охать за них – женская доля боевых подруг.

    И вроде 30 на 30 – не самые большие бугурты в моей жизни, но тьма, пригладившая все различия, и близость к жаркому бою сделали своё дело – вселенская ночь стала вдруг невыразимо большой, а я такой маленькой, а война на ристалище такой страшной, что оставалось только, как в детстве, закрыть глаза и прошептать: «Боже, сделай так, чтобы не было войны!»