Он смотрит на тебя с печалью и угасанием, и хотя он – это ты с разницей в 500 лет, всё равно ведь злость берёт: «Неужто ради таких потомков ты жил, любил и дрался в честных (и неочень) боях?» Да, многие тебя считают злодеем, но уж лучше быть плохим, чем никаким… наверное.

     Дон Хуан Тенорио – севильский дворянин, про которого поговаривали, будто он продал душу дьяволу – и всё из-за того, что он никогда ни перед чем не останавливался, гонимый вечной, сжирающей его изнутри жаждой чувственных удовольствий.

    Ради соблазнения он был готов на всё.

   Что ж, по-видимому, явление подобной личности в Испании 14-го века, помешанной на католической вере и являющейся чуть ли не самой ревностно-охраняющей её добродетели страной, было насмешкой и отдушиной для общества.

    Хуан Тенорио, судя по народному фольклору, творил чёрт знает что: много выпивал, грабил, буянил – всё это помимо собственно любовных приключений, которыми он прославился больше всего – он добивался подарками, лестными словами, но всё больше силой благосклонности любых женщин.

   Его собственно не интересовало ничто, кроме результата – ни сословная принадлежность, ни такие пустяки, как внутренний мир и ффсякие там надежды дамочек. И всё-всё дону Хуану сходило с рук, ну потому что другом и пособником во всех этих дурных делишках был его добрый товарищ, на минуточку, король Кастилии Педро Жестокий. Ну как ты злодея тронешь, если у него такой покровитель?

     Но речь сейчас не о правителях, и не о героях-любовниках, а о том, как переродился этот образ неукротимого завоевателя, победителя, каким он был в действительности в 1360-е, в нечто аморфное, не сопротивляющееся женской власти и оттого в какой-то степени женопободное – таким Дон Жуан получился у Байрона.

     И, конечно, здесь тоже можно всегда сказать, что так много зависит от характера автора книги, но, на мой взгляд, не меньше зависит и от окружающей действительности.   14-й век – век завоеваний, 19-й – век гуманизма и дурных идей, под влиянием которых человечество чуть было не утратило свою первобытную страсть к завоеваниям.

    Уже в следующем, 20-м столетии, словно отряхнувшись от сна, цивилизация с лихвой компенсировала недостаток войны.

    Но тогда, в 1823, когда Байрон бросал своего Дона Жуана к ногам красоток, а не наоборот, тогда ты, Хуан Тенорио – севильский дворянин, безнравственный и беспощадный в своих приключениях, единственный раз за все века должен был сгорать от стыда за своих потомков и за то, чему они поклоняются.