Повсюду дюны, свинцовое, нависающее небо, ветер и вода.

Плавание было не столь долгим, сколь утомительным, ибо качка, лошади, доспехи, плохая еда, мало места и проклятущие ветра, от которых не привыкшим к сквознякам рыцарям Лотарингии было нигде не скрыться. Их фламандские и северо-французские «коллеги» держались получше, а простолюдины и вовсе находили удовольствие в кромешном кошмаре плавания, но в целом и общем после такого «морского отдыха» нужно ещё неделю отдыхать, набираться сил ,а не лететь в наступление завтра, нет, уже сегодня!

Не успели высадиться, а уже в атаку. Как бишь называется это богом забытое место? И не город, и не селение, а просто прибрежная деревушка какая-то – Весткаппель на острове Валхерене в Зеландии. И почему этого прохвоста антикороля, а по существу ну просто мелкого голландского графика Вильгельма нельзя было наказать на континенте? Вот как, скажите, мощному рыцарскому коню в тяжелых доспехах, попонах и со всадником скакать по разлетающемуся во все стороны песку, в который копыта проваливаются и вязнут? Как тут набрать необходимую скорость, чтобы разметать немецкие построения?

Пришлось спешиваться, идти на позицию, будто ты простой солдатик-пехотинец. Как идти, если ты здесь впервые, а противник знает каждую трещинку, каждую пещеру и кустик на своей территории?
Вот там за пригорком, могу поклясться, я видел несколько коварных фризов, притаившихся и только и ждущих момента, чтобы всадить свои острые дротики в наши спины.

А впереди армия фогта Флоренса. Да что ж за издевательство такое?! Я, Арнольд III, граф де Гин, должен идти на смерть от руки ну даже не равного мне по титулу. Про Флоренса судачили разное – одни считали его бастардом, другие «названный братом» — самым близким другом Вильгельма Голландского, третьи говорили, что он и правда брат родной, младший, но, судя по собачьей преданности Вильгельму, в это верилось с трудом. Да и имя у командующего немецкой армией вовсе не династическое. Другое дело Адольф фон Берг, Отто Гельдерн, Генрих Брабансткий и Вальрам Лимбург, чьи там ещё знамена видны? И всё же эти знатные сеньоры, стянувшиеся из Европы, как мы, на запах наживы, лишь подыгрывают, а главная партия у Флоренса и его пехотинцев.

Тем временем, авангард нашего войска уже достиг линии соприкосновения с треклятущими германцами. Гвидо, союзник мой, подожди, дай подтянуться и вместе ударим!!!

Но Фландрский граф и без того долго ждал реванша над ненавистным соседом. Видимо ,чтобы вдохновить личным примером он сам яростно бросается в битву. Впечатленные рыцарской доблестью родственника, Ги и Жан Дампьеры – будущее нашего прекрасного королевства также летят в рукопашную в самое пекло битвы. Мальчишки! Их мать убьёт меня, если с ними что-то случится. Нужно ускоряться!

И Арнольд фон Гин со своими лучшими воинами вливается в эту массу уже слегка ошалевших от крови и насилия воинов, идёт на прорыв, клином рассекая неприятельские редуты. Ещё чуть-чуть! Уже видна спина Ги Дампьера, мгновение – и людская масса поглощает его.
Неужели опоздал?
Рывок. Оглушительное биение сердце в голове.
Фуух! Дампьер-старший ранен в ногу:

«Скорее помогите графу Ги! Где твой брат? Где Жан?»

«Я не знаю. Я видел, как стрела попала ему прямо в лицо, я видел много крови…»

Кто-то из оруженосцев бросается на помощь раненому сюзерену. Его брата Жана также вскоре найдут, он выживет и также будет продан за колоссальную для Фландрии и Эно сумму выкупа, но Дампьеры заплатят, у них не будет такой роскоши рисковать наследниками.

Тем временем немецкие отряды всё туже затягивали удавку на шее фламандско-французской армии. Умело действуя на флангах, используя знание местности и способность воевать в непогоду, когда ни одна стрела не летит в нужном направлении, и не возможно использование кавалерии, кучка за кучкой голодранцы из числа армии фогта Флоренса отсекали куски численно превосходящей армии противника: пехотинцев убивали, феодалов брали в плен, и упрямо продвигались вглубь тылов противника.
Отступать фламандцам было некуда: со всех сторон вода. И потому ожесточенное сопротивление продолжалось до бесконечности, а вернее, до приезда Вильгельма Голландского. В сумерках белоснежный конь короля и его алые знамёна произвели на Арнольда фон Гина странное впечатление – Вильгельм казался неземным призраком, существом из другого мира, в котором нет криков боли и ужаса в глазах солдат, смотрящих в глаза смерти, нет жадности горячей стали, нет усталости, рухнувшей на тебя тяжестью стотонных свинцовых небес Зеландии.
«Милорд, предлагаю вам сдаться», — в очередной раз наглый юнец Адольф из рода Бергов пытается пленить меня, но лучше смерть, чем унижение перед германцами… Но всё же выхода другого нет. Битва проиграна. Наша превосходная армия разбита, наши полководцы ранены и уже в плену…

 -Я отдам свой меч только лично в руки королю Вильгельму! — произносит Арнольд III фон Гин, выбирая земляка в качестве своего тюремщика.

Занятно, что именно эта, в общем-то несущественная деталь рыцарской гордости не к месту и чести не в неподходящий момент запала в душу составителю Тиллских аналов, а оттуда вошла и в другие хроники и энциклопедии.
Но с другой стороны, а есть ли на свете что либо дороже гордости всегда в любой ситуации и в любое время?