Поразительно, к чему может привести месть одного простого человека? В её невероятно-запутанном клубке тесно сплелись судьбы народов, армий, социальных классов и политических решений, определивших будущность Фландрии. Но вот вопросик – имел ли право на месть простой сын суконщика и внук суконщика Филипп ван-Артевельде? Мог ли он поставить на кон и проиграть 9000 жизней гентского гарнизона, лишь для того, чтобы казнить 12 убийц своего отца? И возможно ли было остановиться после свершения акта возмездия, вовремя склонить главу пред мощью французских сюзеренов, замять как-нибудь негативное впечатление от народных волнений и вновь стать одним из многих.

     Отца Филиппа- ван-Артевельде убили ещё в 1345-м году сподвижники графа Фландрского (вассала французского короля) – убили вобщем-то за дело, а именно за чересчур сильные симпатии к Англии, что в условиях напряженной гео-политической обстановки в регионе могло быть без особого труда интерпретировано, как предательство. Но это так кажется сейчас со стороны, потому что мы не варились и не плавились в том адском времени интриг, провокаций и прочей нестабильности, мы не можем судить, а так хочется)

     В те далёкие времена Фландрия мнила себя гордой, самостоятельной страной, мечтала о независимости, деньгах, славе. На деле все эти грёзы сводились к просто очень классному, хорошему сукну – не больше, и рано или поздно её должны были поставить на место.

     Антервельде-младший, если верить Фруассару, был молодым, горячим мальчишкой с большим ораторским потенциалом и огромным душевным пылом. Ему удалось объединить все исторические области Фландрии в народно-освободительной войне против дворянства и собственно графа -наместника короля Франции Карла VI.

     И вот уже он Филипп Артевельде – Ruwaert (всенародный вождь), смелый, красивый, удачливый… злопамятный, безжалостный и просто жалкий, ведь история не утешает тех, кто проиграл, не прощает им слабости, не помнит оправданий. Он рискнул и был вознаграждён за это несметными богатствами, вывезенными из Гента после битвы под Бевергауте. Он воспарил, хоть и не был рожден для неба, не зная, что не хватит сил в искусственных крыльях выдержать этот полёт.

      Рассвет, ноябрь 1382-го года. Фламандское ополчение дислоцировано за неглубоким рвом и кустами. Конечно, нет стен, полевых укреплений, других фортификационных сооружений, только-только построенных и брошенных у осажденного Уденарда – ну и чёрт с ними.  Они стоят одним большим дружным скопом, без выделенных авангарда, арьергарда, баталей, которые мы привыкли видеть у опытных и учёных полководцев, ну оно и понятно, ведь вождь фламандцев – не вояка, а всего лишь суконщик. Фланги не прикрыты. Нет ни конницы, ни отрядов генуйских арбалетчиков, или английских лучников, которые могли бы ослабить, или сорвать удар в «брюхо» строю.

    Меж тем французы под предводительством юного Карла VI и Оливера Клиссона развернули широкий фронт, усилили пехоту спешенными рыцарями и поставили 2 мощных отряда бронированных рыцарей на конях по краям своего строя.

     Великий коннетабль Франции и, вероятно, один из её лучших полководцев за всю историю, Клиссон был человеком наблюдательным, и во всём построении фламандцев уловил одну характерную черту, которая была столь очевидна, сколь трудно определяема – это кучность, теснота и глубина строя людей Антервальде. Это построение, безусловно, имеет свои плюсы при сдерживании неприятельского натиска, но в то же время чрезвычайно опасно на большой войне в условиях открытой местности, потому что если только противник превосходит числом и имеет преимущество в скорости (конница), оно в 90% из 100 приводит к окружению и попаданию в ловушку. И Оливер Клиссон (не знаю уж, интуитивно ли, или дедуктивно) сделал самое логичное и правильно, что мог в этой ситуации, а именно, развернул в ширину баталь (она стала длиннее, чем у врага, хоть и менее глубокой), дал соответствующие инструкции о маневре командирам кавалерии. На этом все приготовления к бою были закончены.

Но Филипп Артевельде не терял надежды, а может, это был его единственный шанс? Он повёл свою пехоту в атаку. Было ещё только 8 утра, а фламандцы уже преодолели глубокий ров и вышли на холм аккурат напротив французского воинства. С учётом быстро рассеивающегося предутреннего тумана от этих мер стало ещё хуже, ведь теперь горе-бунтари были как на ладони – бей – не хочу.С отчаянными криками они бросились на врага. Но что могла горстка оборванцев против цвета европейского рыцарства? Их перерезали, как котят. В битве при Розебеке погиб и сам народный вождь фламандцев и многие-многие его подданные. Карл VI утопил в крови поле боя, на чем не успокоился, а ещё и приказал в отместку за поражение при Куртре сжечь Гент дотла.

Вобщем, закончилось всё весьма печально. Но могло ли быть иначе на земле, лебезившей перед Англией и теми богатствами, что она давала, выгнавшей законного правителя графа Фландрского, чтобы он был вынужден искать покровительства своего монарха-сюзерена и герцога Бургундского для восстановления справедливости и своих прав, на земле, на которой ничтожная месть одного глупого человека может зажечь сердца тысяч и без того недовольных и роптающих и стать предлогом для начала конца?