Одним из ярких примеров сражения на «узком» поле битвы, при котором всё войско не может атаковать одновременно, а вынуждено поделиться на отряды, которые поочередно вступают в бой, является битва при Беневенте, произошедшая в феврале 1266-го года между последним из Гогенштауфенов Манфредом и Карлом Анжуйским.

Атака волнами интересна в тактическом плане тем, что воины 1-го отряда стороны А практически не встречаются в бою с воинами 3-го отряда стороны Б, что, конечно, с точки зрения бугуртной практики и клубного разноцветья со всеми вытекающими «мы не хотим биться против своих друзей» позволяет уравнять число сражающихся на каждой из сторон, чтобы не получилось, как на прошлом Изборске.

Итак, обратимся к истории. Январь 1266-го года армия Карла Анжуйского, этого отважного покровителя гвельфов, избранного папой Римским Климентом IV для окончательного изгнания германских правителей из Италии, выдвигается по наиболее короткой Латинской дороге из Рима на юг. Одному Богу известно, сколько невзгод и мучений пришлось им испытать на пути к Беневенту, ведь была середина зимы, а значит, нечего было и надеяться на то, чтобы разжиться хорошим провиантом по пути к цели. Фуражиры, раз за разом направляемые в близлежащие деревни на поиски еды для армии, всё время возвращались ни с чем, либо с жалкими крохами, которые не могли утолить аппетит здоровых людей и придать им достаточно сил для борьбы с холодом. Общему унынию способствовало и отсутствие жалованья, оно же гнало «искателей удачи» вперед, в богатые итальянские города и земли, навстречу фантастическим сокровищам, какие только могли себе вообразить нищие голодранцы, составляющие основу войска Карла Анжуйского. Впрочем, недалеко от них в безысходности своего положения ушли и богатеи, участвующие в походе против Манфреда – в большинстве своём они были гвельфами – непримиримыми противниками гибеллинов, которым покровительствовал Гогенштауфен, а значит, терять было нечего – король считал их предателями, да так оно
в сущности и было, ведь, гонимые жаждой мести, апулийские гвельфы примкнули к чужеземной армии, которая разрушительным смерчем прокатилась по их родине, не пощадив даже славный и неприступный Неаполь.
На этом фоне вроде бы перспективы Гогенштауфена были более радужными, ведь он в глазах общества выступал доблестным защитником отчизны, у него было преимущество родных стен и теоретически нескончаемый людской ресурс…
На практике всё получилось по-другому. Защитником отчизны Манфред не стал, да и можно ли во время гражданской войны примерять такое слово одному из вождей? Итальянцы, которых кто-то из историков лаконично охарактеризовал, как «суеверные и эгоистичные», скептически относились к персоне своего предводителя: они помнили многочисленные отлучения от церкви, наложенные на предков Манфреда, помнили, что он рожден вне брака, и внимали науськиваниям священников, которые шёпотом называли его сыном антихриста. Но всё это было бы мелочью, если бы Гогенштауфену удалось завладеть их сердцами, пообещать больше свободы городам (не обязательно было потом торопиться с исполнением), завести близкие знакомства со знатью, в том числе опять-таки можно было обещать женить своих сыновей на дочках самых влиятельных баронов, а там пока дети подрастут ещё 7 раз всё переменится.
Родные стены тоже сыграли против последнего из великой династии. Он выбрал Поле роз – равнину, зажатую с 2-х сторон между реками Калоре и Саббато. Хотя гораздо умнее было заманить голодное войско Карла вглубь страны и подождать, пока подойдёт через горные перевалы подкрепление под предводительством его племянника Конрада Антиохского, а также феодальное ополчение с юга. Но где было взять терпение, если то и дело графы отпрашивались с войны, чтобы защищать свои имения и замки, а потом сдавали их лишь только покажется вдали армия французов? Манфред всего лишь загородил дорогу на Неаполь. Он делал всё правильно. И если бы в его рядах было поменьше предателей и побольше верных людей, могло бы получиться… Ну или для победы войску нужен был другой предводитель, не каждый же человек может стать Вождём. Поставьте на его место Конрадина (законного сына Гогенштауфенов) и, может, и выгорело бы…
Ну да вернёмся на поле боя. Перейдя через реку, Манфред строит своё войско 3-мя отрядами:

• — Первую волну возглавлял граф Иордан д’Аглано, и она состояла из 1200 всадников и нескольких сот сарацинских лучников.
• — Вторая волна – самая сильная – итальянские и немецкие наёмники, опытные пехотинцы в нормальных доспехах под предводительством родственников его матери графов Гальвано и Барталомео Ланчия.
• — Третья – феодальное ополчение из апулийцев под предводительством самого Манфреда.

Диспозиция анжуйской армии  была похожей: тоже три атакующих отряда, но с другими приоритетами:

• — в авангарде (на первой линии) те, кому можно доверять – провансальские и французские копейщики.
  — Далее – идут римские и апулийские гибеллины — их не жалко, они не были народом Карла Анжуйского, как итальянские гвельфы у Манфреда, поэтому и составили
• — 2-ю волну, которая с большой долей вероятности будет если не перебита, то изрядно прорежена противником.
• — 3-я линия – резерв, состоящий из пикардийцев, брабантцев под предводительством Филиппа де Монфора, Гвидо Мирепуа, самого Карла, графа Роберта Фландрского, графа Вандома, коннетабля и других испытанных военачальников.

Битву начинают сарацинские лучники Манфреда. Не успели они сделать и 3-х залпов, как тут же были переколоты мечами французского авангарда.

На помощь бросается Иордан д’Аглано — его тяжеловооруженные всадники с криками «Швабы, рыцари!»– вырезают первую волну французских рыцарей практически полностью, но не успевают закрепить успех, потому что в этот момент в сражение вступают нахлёстом 2-я и почти сразу же 3-я волна войска Карла.

И завязалось! Именно здесь и сейчас решался исход битвы. Со стальным рёвом и криками «Монжуа!» накатывали вновь и вновь анжуйцы, их короткие романские мечи были куда эффективнее длинных германских копий в ближнем бою. В какой-то степени сражение при Беневенте поставило окончательную точку в споре, что эффективнее: копьё, или меч в бою? И предопределило дальнейшее развитие военной науки по романскому, а не германскому стилю и сценарию.
Яростно напирали обиженные и горящие жаждой мщения гвельфы, и вот уже они теснят и сметают боевые фланги Манфреда тут и там. Из последних сил дьявольский напор сдерживают наёмники, но их сил явно не хватает, французы превосходят численно своих соперников везде.

Тогда, наконец, Манфред отдаёт запоздавший приказ своим вассалам и приближенным вступить в бой, но апулийские гибеллины медлят, словно ждут, чем же закончится заварушка, словно их и не касается вовсе отчаянное положение на поле боя. Наконец, видя, что французы выигрывают в адском замесе, видя кровь и страдания павших и ещё сражающихся за них сарацин и германцев, вассалы Манфреда принимают «логичное» решение – бежать в рассыпную, прятаться кто куда сможет – одни в лес, другие в горы – наплевать на Неаполь, на Манфреда, который, не перенося такого предательства, измены и позора, предпочитает снять серебряного имперского орла со шлема и погибнуть в бою, как рыцарь. В истории потом будут много говорить о доблести и чести этого последнего из Гогенштауфенов, но много ли чести в том, чтобы так вот погибнуть, бросив на произвол судьбы жену и детей, которые были обречены прожить 30 лет в темницах и умереть в несвободе? Рыцари об этом не думают, для них ведь главное – честь.

Зато сколько шпор в этот день заслужили храбрейшие из отряда Карла Анжуйского! Сколько грехов простили священники победителям! Наверное, почти столько же, сколько в ближайшее время было убито мирных горожан на просторах Апулии и узких улочках итальянских городов, разграбленных и разоренных нашествием французской армии.

Как видим, одной из главных ошибок Манфреда в этом сражении был неправильный выбор людей для резерва.

Возможно, такое решение было обосновано жадностью, ведь чем больше погибнет наёмников, тем меньше их нанимателю придётся платить. Или на короля надавили вассалы, не желавшие гибнуть просто так. Опять же: а вдруг немцы сами справятся?

В итоге в решающий момент король Сицилии остался без арьергарда, и это стоило ему не только королевства, но и жизни.